Неточные совпадения
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем
на каторгу!»
Другая: — Врешь, в моем дому
Похуже твоего!
Мне старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том —
Полтинник был замотан в нем,
А младший зять все
нож берет,
Того
гляди убьет, убьет!..
Дрожу,
гляжу на лекаря:
Рукавчики засучены,
Грудь фартуком завешана,
В одной руке — широкий
нож,
В другой ручник — и кровь
на нем,
А
на носу очки!
Ел Тагильский не торопясь, и насыщение не мешало ему говорить.
Глядя в тарелку, ловко обнажая вилкой и
ножом кости цыпленка, он спросил: известен ли Самгину размер состояния Марины? И
на отрицательный ответ сообщил: деньгами и в стойких акциях около четырехсот тысяч, землею
на Урале и за Волгой в Нижегородской губернии, вероятно, вдвое больше.
«Жизнь — сплошное насилие над человеком, — подумал Самгин,
глядя, как мальчишка поплевывает
на ножи. — Вероятно, полковник возобновит со мной беседу о шпионаже… Единственный человек, которому я мог бы рассказать об этом, — Кутузов. Но он будет толкать меня в другую сторону…»
Нехлюдов сел у окна,
глядя в сад и слушая. В маленькое створчатое окно, слегка пошевеливая волосами
на его потном лбу и записками, лежавшими
на изрезанном
ножом подоконнике, тянуло свежим весенним воздухом и запахом раскопанной земли.
На реке «тра-па-тап, тра-па-тап» — шлепали, перебивая друг друга, вальки баб, и звуки эти разбегались по блестящему
на солнце плесу запруженной реки, и равномерно слышалось падение воды
на мельнице, и мимо уха, испуганно и звонко жужжа, пролетела муха.
Катерина не
глядит ни
на кого, не боится, безумная, русалок, бегает поздно с
ножом своим и ищет отца.
— Куды! В одно мгновение. Человека кладут, и падает этакий широкий
нож, по машине, гильотиной называется, тяжело, сильно… Голова отскочит так, что и глазом не успеешь мигнуть. Приготовления тяжелы. Вот когда объявляют приговор, снаряжают, вяжут,
на эшафот взводят, вот тут ужасно! Народ сбегается, даже женщины, хоть там и не любят, чтобы женщины
глядели.
—
Гляжу я
на тебя, Никита Яковлич, и дивуюсь… Только дать тебе
нож в руки и сейчас
на большую дорогу: как есть разбойник.
Я бы все это от своего характера пресвободно и исполнил, но только что размахнулся да соскочил с сука и повис, как,
гляжу, уже я
на земле лежу, а передо мною стоит цыган с
ножом и смеется — белые-пребелые зубы, да так ночью середь черной морды и сверкают.
— Истинно вам говорю:
глядишь это,
глядишь, какое нынче везде озорство пошло, так инда тебя
ножом по сердцу полыснет! Совсем жить невозможно стало. Главная причина: приспособиться никак невозможно. Ты думаешь: давай буду жить так! — бац! живи вот как! Начнешь жить по-новому — бац! живи опять по-старому! Уж
на что я простой человек, а и то сколько раз говорил себе: брошу Красный Холм и уеду жить в Петербург!
Вы увидите, как острый кривой
нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите, как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как
на носилках лежит, в той же комнате, другой раненый и,
глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, — увидите ужасные, потрясающие душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти…
На другой день Передонов с утра приготовил
нож, небольшой, в кожаных ножнах, и бережно носил его в кармане. Целое утро, вплоть до раннего своего обеда, просидел он у Володина.
Глядя на его работу, делал нелепые замечания. Володин был попрежнему рад, что Передонов с ним водится, а его глупости казались ему забавными.
— Да порядком поубавилось. Теперь дело пошло врукопашную: одного-то боярина, что поменьше ростом, с первых разов повалили; да зато другой так наших варом и варит! а
глядя на него, и холопи как приняли нас в
ножи, так мы свету божьего невзвидели. Бегите проворней, ребята!
Как ударил он
ножом, и слышим мы, кто-то застонал, да так, что теперь страшно… Не успели мы опомниться —
глядим, Пашка лежит
на земле, а
на нем верхом барин сидит. Как уже это случилось, мы все глазам не поверили и не знаем… Только сидит
на ём барин и скрутил руки ему за спину… Как это вышло — и теперь невдомек.
Старайтесь найпаче
На господа бога во всем потрафлять
У нас был Вавило, жил всех побогаче,
Дa вздумал однажды
на Бога роптать, —
С тех пор захудал, разорился Вавило,
Нет меду со пчел, урожаю с земли,
И только в одном ему счастие было,
Что волосы из носу шибко росли…»
Рабочий расставит, разложит снаряды —
Рубанки, подпилки, долота,
ножи:
«
Гляди, чертенята!» А дети и рады,
Как пилишь, как лудишь — им все покажи.
— Ем, да свой, а ты рядом постой, — отвечает совершенно серьезно Коваль и, не
глядя на Меркулова, обчищает
ножом от коричневой шелухи луковицу, режет ее
на четыре части, обмакивает одну четверть в соль и жует ее с сочным хрустением. Панчук ничего не говорит, но смотрит прямо в лицо Меркулову тупыми, сонными, неподвижными глазами. Он громко чавкает, и
на его массивных скулах, под обтягивающей их кожей, напрягаются и ходят связки челюстных мускулов.
Я
нож отложила: кровь меня душить начала,
на него не
глянула, помню, усмехнулась, губ не разжимая, да прямо матушке в печальные очи смотрю, грозно смотрю, а у самой смех с губ не сходит бесстыдный; а мать сидит бледная, мертвая…
Вася. Да Петр Ильич попался мне
на Москве-реке, такой страшный, без шапки, бегает с
ножом, ведь того и
гляди в прорубь попадет.
— Нет, господин, невесело нам. Верьте слову: иной раз бывает — просто, кажется,
на свет не
глядел бы… С чего уж это, не знаю, — только иной раз так подступит —
нож острый, да и только.
Но ничто так не тяжело, как стоять
на одном месте перед кухонным столом и чистить картошку. Голову тянет к столу, картошка рябит в глазах,
нож валится из рук, а возле ходит толстая, сердитая хозяйка с засученными рукавами и говорит так громко, что звенит в ушах. Мучительно также прислуживать за обедом, стирать, шить. Бывают минуты, когда хочется, ни
на что не
глядя, повалиться
на пол и спать.
— С ханом не можнá наливка пить, — чинно и сдержанно ответил татарин. — Хан балшой человек. Один пьет, никаво не
глядит. Не можнá
глядеть — хан голова руби, шея
на веревка,
ножá
на горлá.
— Вы не понимаете ничего! Объяснил же я вам, сколько времени и терпения потратил я
на ежедневные упражнения в метании
ножей, не
глядя…
А барин, Петр Александрович, стоит над ней с охотничьим ножем. С
ножа кровь капает. Пьян дюже он в этот день был, а теперь трезвехонек.
Глядит, уставился
на Катерину. Та только стонет, тихо так, жалостно.